Памяти коллеги, друга, ученика посвящаем…

Все звучит во мне его голос

Чувство вины… Почему оно возникло и почему со временем только усиливается, я и сам не знаю. Порой, сидя на кухне в пустой квартире, я пытаюсь убедить себя в том, что личной вины моей в смерти Жени нет. Да и откуда, казалось бы, ей взяться, когда все произошло случайно, нелепо. Умом понимаю, а сердце все равно болит, не соглашается. А тут еще и кран этот водопроводный – кап, кап, кап, будто подтверждает: есть вина, есть, есть.

– Давайте я починю его, – предложил как-то Женя, придя ко мне с новыми стихами. – Ведь это же никому ненужный расход воды, да и счетчик наматывает дополнительные рублики. А пенсия, поди, у вас-то небольшая…

Эх, Женька, Женька, добрая твоя душа! Всем ты стремился помочь, каждому быть полезен. А ведь сам нередко нуждался в поддержке, защите. Помню, как однажды в одной пошлой газетенке какой-то неуч от журналистики и житейского бытия раскритиковал материал Жени о пенсионерах-земледельцах, которые, несмотря на почтенный возраст, по-прежнему добросовест­но трудятся в своем сельхозпредприятии, занимаются любимым делом. И прав, конечно, Женя, что отметил своим пером такое усердие, хлеборобское постоянство. А вот автору критической статейки подобный подход явно не понравился, и он обрушил на Женькину голову все свое негодование, злобу. Нашел, мол, чем восхищаться, что воспевать: люди всю жизнь в навозе провели, и теперь в нем ковыряются, а он, видите ли, приветствует это.

– Да как они не понимают, что не в навозе здесь дело, – горячился Женя, приобщая к автору и других сторонников подобной концепции. – Люди трудились и трудятся на земле, потому что любят ее, потому что это суть их жизни…

Слушал я своего юного коллегу, и не переставал удивляться: откуда у него такое зрелое мышление, понимание деревни, хлеборобского дела? Ведь родился и вырос в городе, здесь учился в школе, сельскохозяйственном лицее. Может, от  того, что детство было нелегким, рос без отца и почти все каникулы проводил в деревне у любимых дедушки и бабушки? И, может, потому в его стихах так много сердечного тепла и искренности, душевного света, неподдельной нежности к родной земле, природе, всем добрым людям.

А в тот раз я постарался успокоить Женю, поддержать его, убедить в том, что написал он все правильно, и не надо обращать внимание на злопыхателей, никчемных людишек, которые просто получают удовольствие от того, что распространяют клевету, слухи, гадости, доставляют окружающим неприятности, психологически и морально живут за счет других. Не знаю, насколько подействовали мои слова на душевное состояние Жени, но уже в следующем номере районки я опять увидел его очередной материал, полный оптимизма, жизнеутверждающей силы, веры в добро и справедливость. Таков он был и сам – жизнерадостный, целеустремленный молодой человек, интересный собеседник, полный человеческого обаяния. Сколько бы с ним ни встречались, мне всегда казалось, что именно сейчас я только-только и начинаю его узнавать. Каждый раз другой, неожиданный, растревоженный новой темой, проблемой. И всегда разговор на ходу. О напечатанных удачных материалах, творческих находках, написанных стихах рассказывал неохотно. Сделано – и что тут говорить?! Вот в будущем… В будущем он планирует взяться за очерк о старейшем председателе сельхозкооператива в районе, возродить былую практику субботних фельетонов в газете. Представляете, какой интерес это вызовет у читателей!

Представляю, дорогой ты мой человек! Но этому не суждено сбыться. Внезапная, трагическая смерть перечеркнула все планы, творческие задумки. Какая злодейка-несправедливость и какая безжалостность судьбы! Он так любил жизнь, и так рано она у него оборвалась!

А кран на кухне по-прежнему протекает – кап, кап, кап… Вот так и время бежит – не успели оглянуться, а уже сорок дней пролетело со дня смерти Жени, предлагавшего починить этот самый кран. Грустно. Больно. Обидно. Тоскливо. И дело здесь вовсе не в кране. Может, это слезы мои капают…

Иван Здрок,

коллега по перу, бывший сотрудник газеты.


Жэнік

Тры дні... Дзевяць дзён...Сорак дзён... Баліць душа. І сэрцу не дапамагаюць таблеткі. Так са мной было, калі паміралі мае блізкія.

А ён і быў для мяне блізкім чалавекам. Ён часта жартам называў мяне “мама”. Лёс зблізіў нас гадоў 5-6 таму, калі ён быў яшчэ падлеткам, але ўжо заслугоўваў увагі. Штосьці такое ў ім... было. Не толькі вершы. Ён усім цікавіўся, за ўсё хапаўся, яму ўсё ўдавалася. А там, дзе не хапала адукаванасці, жыццёвага вопыту, літаратурнага майстэрства, там спрацоўвала яго асабістае абаянне – і быў поспех. Тады, гадоў пяць таму, мне здавалася, што ўвесь яго імідж нібы ствараецца сам сабою, падсвядома. Але аднойчы ён сказаў мне: “Калі я чытаю што-небудзь на публіцы, я пралічваю рэакцыю. І ведаеце як? Я выбіраю ў зале самага змрочнага чалавека. І даб’юся-такі, што рас­таплю яго дрэнны настрой!”. Я ледзь не падскочыла. Вось табе і дзіцячая непасрэднасць!

Ён ужо тады зусім не быў сямікласнікам-прастачком. Ён не проста ўступаў у зносіны – ён ставіў задачу. Асэнсавана. І выконваў яе. Нават калі рэзультат часам быў не зусім такім, якога ён чакаў, – яго гэта амаль не бянтэжыла: важна, што рэзультат!

З гадамі вынікі яго творчай працы станавіліся больш сур’ёзнымі і важкімі. Я крытыкавала многія яго байкі і гумарэскі за празмерную зацягнутасць і шматзначнасць – і ён паступова адышоў ад гэтага жанру. Ён умеў прыслухоўвацца. Ён наогул быў паслухмяным хлопчыкам.

“Сынок, уставай! – нема крычала маці над яго труной. – Уставай, сынок, годзе ўжо спаць! Ну, чаму ж ты сёння такі ўпарты, ты ж заўсёды слухаў мяне!..”.

Было жудасна глядзець, як яна ішла з могілак, – павольна, нібы сонная, на непаслухмяных нагах, абдымаючы яго партрэт. Трымала партрэт ласкава-асцярожна, беражліва, нібы ікону.

Ён і быў для яе амаль іконай: прыгожы, разумны, таленавіты, майстар на ўсе рукі, адзіны сынок, як вока ў ілбе – надзея і апора, і гэта не проста дзяжурныя словы. Мама мела ўсе падставы для таго, каб ціха ганарыцца ім, радавацца яго поспехам. Што ж датычыцца яго, то мама была заўжды для яго высокім аўтарытэтам, сапраўдным анёлам-ахоўнікам. Не кожная мама магла б быць такой кулінаркай, вязальшчыцай, майстрыхай, кандытарам, суразмоўцам і дарадцам. Яны ўдваіх былі прыкладам ўзаемнай любові і падтрымкі, яны адчувалі адно другога на адлегласці. Ноч 10 мая зрабіла адлегласць паміж імі трагічна непераадольнай. Далей ён пайшоў адзін. Засталіся няскончаны другі курс журфака, недабудаваная кватэра, нерэалізаваныя планы, неадбыўшыся творчы вечар, няствораная кар’ера. І прос­та – непражытае жыццё, што так цудоўна пачыналася. Ён не па­спеў раскрыцца нават напалову – як тыя бутоны чырвоных руж, якія прынесла для яго Зінка Кернажыцкая...

А мы ўсе засталіся без яго: рэдакцыя раёнкі, літаб’яднанне “Голас”, абласны клуб “Жывіца”, Клецкі СПЛ і Клецкая ДАСШ №2, яго шматлікія сябры, суседзі, прос­та чужыя людзі, ад якіх цесна было на могілках. Адна засталася мама. Адна засталася ў службовым ка­бінеце Верачка Кавалеўская – сам-насам з яго партрэтам.

Ніколі болей я не ўбачу гэтага вясёлага аптымістычнага твару, не пачую ў тэлефоне: “Алё, мама, гэта малы. От, тут у мяне нешта напісалася, але, здаецца, другі радок слабаваты. Паслухаеце?”.

Ніколі больш... Nevermore. Ён застаўся навечна дваццацігадовым. Як застанецца навечна ў памяці людзей дзень 11 мая з тым катафалкам ад Віктара Фёдаравіча, з тым бясконцым картэжам машын, вянкамі, кветкамі, яблыневай квеценню ўздоўж вуліцы Леніна і тым буслам, што праводзіў Жэніка да самых могілак.

... Зусім яшчэ малады, ён ужо ўвайшоў у некалькі калектыўных абласных зборнікаў, пастаянна друкаваў свае вершы ў нашай раённай газеце. Ён стварыў паэтычны цыкл “Загадкі для дзіцяткі” (мы з ім планавалі апублікаваць іх у раёнцы пад Дзень настаўніка). Прадметам яго законнай гордасці быў праект “З паэтычным фотапрыцэлам”, які стаў для яго сапраўднай школай да­кладнага і афарыстычнага пісьма.

На абласным семінары маладых паэтаў у Рудні “Слова Купалы да творчасці кліча” ў 2005 годзе Леанід Дранько-Майсюк весела называў яго “мой любімы паэт з Клецка Яўген Кішко”.

Яшчэ ў мінулым годзе ён сам знайшоў сабе кіраўніка дыпломнай работы – факт проста фантастычны для першакурсніка. А для яго – норма...

У 2009 годзе ён заваяваў трэцяе месца на абласным конкурсе маладых журналістаў.

Ён марыў аб уласным творчым вечары. Яму ўжо было з чым на такі вечар выйсці. 16 мая ён збіраўся выступіць на пасяджэнні абласнога клуба “Жывіца” са сваім “Фотапрыцэлам”. 22 мая павінен быў ехаць на сесію.

Паэт, журналіст, прыроджаны акцёр. Так шмат усяго. Таму і ня­проста. Ён адпавядаў. Ён спраўляўся з сітуацыяй. Весела. Пакутліва. Адказна. Пад знешняй прастатой у зносінах, адкрытасцю і светлым імкненнем паглынуць усю прыгажосць свету дзесьці глыбока ў яго істоце жыла і пульсавала каласальная мэтанакіраванасць, здаровая амбіцыёзнасць. Ён меў рэальныя магчымасці для хуткага і высокага ўзлёту.

Пад яго творамі стаяў подпіс Я.Кішко. І ў гэтым была своеасаблівая сімвалічнасць. Ён нібы шчыра і радасна прапаноўваў сябе свету: “Прывітанне, людзі! Я Кішко. А вы хто? Я люблю вас”.

Лілія Мялешка.


О коллеге...

Жанна Гордиевич: Говорить о любом человеке двадцати лет от роду глаголами прошедшего времени – противоестественно. Говорить в прошлом о нашем Женьке до сих пор не поворачивается язык. В общей стопке со всеми другими журналистскими материалами до сегодняшнего дня лежали подготовленные им к печати публикации, стихи, песни, подписи к фотографии под фирменной Женькиной рубрикой “З паэтычным фотапрыцэлам”. Недописанные строки нескольких зарисовок о людях, с которыми встречался в творческих командировках, хранит память его ноутбука. А в нашей памяти он жизнелюб и оптимист, переполненный планами и замыслами, с разносторонними интересами и удивительными способностями, на зависть любому, успевший написать  многим из нас свои стихи-посвящения. Сегодня – наша очередь.

Ольга Русинович: Еще нет и восьми, а Женька открывает дверь и прямо с порога здоровается. Практически ежедневный ритуал, привычка... Мол, все нормально, как дела? А еще любил похвастать: “Смотрите, мне мама новую кофту связала...”. И с такой гордостью – мама связала! Так не хватает его юношеской непосредственности и какой-то житейской мудрости, оптимизма: “Да не волнуйтесь вы так, сейчас все сделаем”. И делал: прибивал полку, чинил замок, ремонтировал стул... Легко и быстро. Не “пропадала” ни одна фотография с замысловатым сюжетом – Женя мог мигом его “расшифровать” и придать изящную стихотворную форму. Женя был всегда «на подхвате»... Был... Нет, это ошибка... Женечка, ты всегда будешь! В нашей памяти, в наших сердцах.

Ирина Шаг: Прошло сорок дней… Не верю. И никогда не поверю. Не могу осознать, что Женьки больше нет. Что вместе больше не поедем на район. Что некому сказать: «Женька, где «жывёлагадоўчая»?» в начале каждого месяца. Что больше не будет веселить коллектив на корпоративах…

Переступаю порог деканата заочного отделения Института журналистики, понимаю, что надо сообщить им, что… больше Женька не приедет на сессию. «Это неправда. Вы врете… – в ответ мне летят слова методиста. – Кишко?.. Женька?.. Женька?..».

Как бы хотелось, чтобы это было вранье… А потом многочисленные звонки его однокурсников: «Как? Что произошло?».

Нет, ребята, это правда. Но я в нее сама не верю… И никогда не поверю…

Порою взбалмошный, но веселый. Порою бубнящий, но добрый. Просто хороший... Талантливый, открытый, временами – наивный. Горячий и спешливый… Спешил все сделать, за многое брался…

Ты всегда с нами, Женик…

Ирина Уласень: Кажется, это было недавно… Неожиданно открылась дверь, и в мой кабинет заглянул вихрастый, с голубыми, как небеса, глазами мальчишка, протянул мне несколько листков, исписанных убористым почерком. Это была очередная заметка или, как мы говорили, "выполненное домашнее задание" слушателя школы юнкоров Евгения Кишко.

Женя стремился не пропускать занятий в школе юнкоров, казалось, поглощал каждое слово выступающих. Он копил знания, собирал воедино опубликованные на страницах нашей районной газеты свои материалы. Стать студентом Института журналистики БГУ было его заветной мечтой, к которой он настойчиво, неотступно шёл, покоряя ступеньку за ступенькой литературного олимпа. Через четыре года он получил бы заветный диплом…

А 10 мая Жени не стало. Добрый, отзывчивый, стремящийся каждому помочь юноша ушёл в небытие. Трагическая смерть оборвала все его мечты и желания, оставив нам на память улыбчивое, воодушевлённое лицо 20-летнего сотрудника нашей районки Евгения Кишко.

А мне всё кажется, что вот-вот откроется дверь моего кабинета и влетит Женя: «Ірына Антонаўна, пачытайце, што я тут напісаў…».

Юрий Мыслицкий: 9 мая на параде стояли с Женей под одним зонтом и, как обычно, подшучивали друг над другом – наше любимое занятие, кстати. Часто-часто дергал его за лацкан щегольского пиджака и кивал в сторону какой-нибудь красивой девушки, мол: Женя, оцени, а дама-то прелестна! Он обычно одобрительно кивал и мгновенно снабжал меня именем любопытной девушки, – вот ведь дамский угодник этот Женя. Потом мы, высоко запрокинув голову, смотрели на улетающие в небо воздушные шарики. Он был рядом, только протяни руку и дерни за рукав. Задумал было взъерошить его курчавые волосы, пускай бы потом мой родной гражданин что-нибудь фирменно побубнел в мой адрес…Я люблю его голос: такой звонкий, такой добрый…

После парада мы простились до вторника. Женя сказал, что пойдет вечером гулять по городу…

…И всегда мы вместе ходили обедом в сквер. Рассказывали друг другу о своих влюбленностях. Тайно мечтал, чтоб никто нам в этом не мешал, но всегда находился прохожий, с которым у Жени обязательно оказывались дела. Только в книжном магазине удавалось пошептаться: там он становился совсем другим. Перелистывал Суворова, жадно поглядывал на многотомник «Гісторыя Беларусі», который я хотел ему дарить: по тому на каждый день рождения. Успел вручить лишь один. А раз пошли и купили ему сборник близкого по духу Высоцкого.

А еще нас с ним называли детьми… Женя не обижался, по возрасту не положено, и я тоже с ним за компанию не обижался…Уже сорок дней, как наш Женя остался навсегда ребенком.

Вера Ковалевская: Лето пришло без тебя, солнечного, светлого человека. Строка оборвалась на полуслове, в самом начале. Трудно поверить, что тебя, всегда полного оптимизма и обаяния, открытого и харизматичного, талантливого и самодостаточного, целеустремленного и упорного, хозяйственного и работящего, уважаемого не только в кругу ровесников, но и среди зрелых людей, полного надежд и планов, – уже нет. Ты словно торопился жить, с завидным упорством превозмогая трудности и борясь с обстоятельствами. Жаль, что сейчас я уже не могу тебе рассказать, как тебя всем не хватает. Но каждое утро, заходя в пустой кабинет, по привычке поворачиваюсь к твоему столу: привет, Женька! И словно наяву вижу знакомые горящие глаза и заразительную улыбку…


Нясцерпны боль сціскае сэрца вось ужо шмат дзён, глыбокі смутак ахінае душу, адольвае жаданне вярнуць час, адхінуць падзеі назад, папярэдзіць трагічныя хвіліны і... адчай ад бездапаможнасці. Жэнькі ўжо няма. І ніколі з ім не сустрэцца, не пачуць яго голас: “Прывітанне, Тамара Лявонцьеўна! Як жыццё?”.

Яно ў Жэні Кішко, нашага калегі, было кароткім – 20 гадоў і 3 месяцы, – але яркім, насычаным, імклівым.

Першае вершаванае чатырохрад­коўе Жэнька напісаў у 11 гадоў. Яно і паслужыла падставай для нашага знаёмства.

...Пастукаўшыся, у кабінет зайшоў маленькі, як тады мне здалося, кучаравенькі хлопчык. Прывітаўся на беларускай мове (дарэчы, Жэня размаўляў і пісаў на роднай мове) і, падзякаваўшы за за­прашэнне прысесці, запытаў:

– Я вось тут склаў вершык да фота­здымка “Што б гэта значыла?”, можа б, хто-небудзь пачытаў?

Прачытала і была ўражана трапна­сцю думкі, вобразнасцю, таму не стрымалася, зацікавілася:

– Сам пісаў, ці, можа, хто дапамагаў?

– Сам. Мама чытала і сказала: “Занясі ў рэдакцыю”.

У тую сустрэчу мы размаўлялі з ім доўга. Ён расказваў пра свае захапленні, пра СШ №2 г.Клецка,  дзе вучыўся, пра маці Зою Канстанцінаўну, бабулю і дзядулю. І столькі было цеплыні, захаплення ў яго голасе, дзіцячай непасрэднасці і шчырасці! Здзівілі ў хлопчыку сталасць і мудрасць думак не па гадах, назіральнасць.

З таго дня Жэнька смела заходзіў у кабінет, прыносіў свае вершы, а пазней – матэрыялы. Удзельнічаў як член школы юнкораў  у абласных конкурсах сярод маладых аўтараў і заўсёды займаў у іх прызавыя месцы.

Часта наведваўся ў рэдакцыю і проста для таго, каб разам адшукаць тэму для напісання артыкула, параіцца.

Закончыўшы базавую школу, вырашыў прадоўжыць вучобу ў Клецкім сельскагаспадарчым ліцэі, дзе таксама праяўляў разнастайную актыўнасць і ініцыятыўнасць, якія, варта адзначыць, заўважаліся і станоўча ацэньваліся педкалектывам, дырэкцыяй. Чаму менавіта ліцэй? Сам Жэнька растлумачыў так: буду набываць прафесію і адначасова рыхтавацца для паступлення на журналісцкі факультэт. Ён марыў стаць прафесіянальным журналістам. Мару юнака мы  падтрымлівалі, а ў тайне ад яго самога і маці асабіс­та я бачыла Жэню сярод мясцовых раёншчыкаў-калегаў, бо ў  творчым крэда хлопца ярка вырысоўваліся задаткі ўдумлівага,  няўрымслівага журналіста, і таму пасля паспяховага заканчэння ім ліцэя прапанавала пасаду карэспандэнта рэдакцыі. Жэня з радасцю згадзіўся і ў тое ж лета паступіў на завочнае аддзяленне Інстытута журна­лістыкі БДУ. Сёлета ён закончыў бы ўжо два курсы, заставаліся літаральна лічаныя дні да пачатку сесіі, але трагічны выпадак абарваў маладое жыццё, мары і здзяйсненні, паспяховае будучае журналіста. Што яно было б паспяховым, я ніколькі ў гэтым не сумнявалася. Жэня настой­ліва, удумліва, вынаходліва працаваў над словам, яго трапнасці іншы раз па-добраму зайздросціла сама і радавалася. Радавалася яго прафесійнаму росту, яго ўменню назіраць і бачыць, слухаць і чуць, яго бязмежнай любові да роднай вёскі Цапэрка, дзе ён бавіў шмат часу ў бабулі і дзядулі, якім дапамагаў па гаспадарцы як узмужнелы юнак, бо ўмеў і касіць, і каня запрэгчы, і араць.

Хоць і жыў у горадзе з маці,  добра ведаў сельскае жыццё, яго будні і святы, цаніў і любіў аднавяскоўцаў, прысвячаў ім замалёўкі,  вершаваныя радкі, трапна перадаючы малюнкі вясковага быцця. А той першы верш-подпіс пад фотаздымкам знайшоў працяг на яго прафесійным шляху. Ужо будучы карэспандэнтам рэдакцыі, Жэня разам з фотакорам  адкрыў новы праект у газеце і сам прыдумаў да яго рубрыку: “З паэтычным фота­прыцэлам”.   Працаваў над ёю, іншы раз і над стварэннем фотасюжэтаў, з творчым агеньчыкам. Аўтарскі праект быў станоўча адзначаны ў абласным конкурсе сярод рэдакцый раённых газет.

У кабінет Жэнька заходзіў заўсёды з якой-небудзь ідэяй:

– Я вось тут нешта прыдумаў, ці рэальна гэта, паслухайце, Тамара Лявонцьеўна.

І пачынаўся творчы пошук, вуснае расследаванне тэмы, ідэі... Яго чыталі, менавіта яго, бо аўтар Я.Кішко стаў ужо любімым у многіх чытачоў. Яго слухалі са сцэны і горача апла­дзіравалі...

...Школа, СПЛ, без малога два гады працы ў рэдакцыі нашай раённай газеты і такі ж перыяд вучобы  на завочным аддзяленні Інстытута журналістыкі БДУ, супрацоўніцтва з газетай “Беларуская ніва”, часопісам “Вожык”, абласным клубам паэтаў і кампазітараў “Жывіца”, граматы, дыпломы за творчыя работы як пераможцу конкурсаў, спаборніцтваў – іх “назбіралася”, калі рыхтаваў дакументы  для паступлення, на цэлы альбом ... Усё гэта ўмясцілася ў яго кароткае дваццацігадовае жыццё. Нават паспеў стаць у чаргу на будаўніц­тва кааператыва. ...Ён нібы спяшаўся жыць, баючыся, што не паспее ўсё задуманае ажыццявіць.

Жэня любіў жыццё, людзей, у яго было шмат сяброў. Ён верыў у чэснасць, справяд­лівасць, дабрыню, бо сам быў такім – добрым, адкрытым, шчырым, сумленным,  клапатлівым сынам, унукам, не раўнадушным да ўсяго, што адбывалася побач.

Паэт, сельскі журналіст, менавіта так яго называла пры жыцці, такім Жэнька для мяне і за­стаўся, бо за тыя гады, што ведала яго, паспела палюбіць як сына і ўскладвала вялікія надзеі як на прафесіянала. У яго магло быць яркае будучае. Але.. не будзе. Застаецца вечная памяць і смутак, боль, спачуванне маці, бацьку, родным.

Тамара Калейнік,

былы галоўны рэдактар ДУ “Рэдакцыя газеты “Да новых перамог”.

Памяти коллеги, друга, ученика посвящаем…: 2 комментария

  • 20.06.2010 в 12:48 пп
    Permalink

    Спасибо редакции за материал, посвященный памяти Е.Кишко. Являюсь постоянным подписчиком газеты. Всегда с удовольствием и восхищением читала статьи Евгения. Разделяю боль утраты талантливого человека, сына, друга, коллеги.

    Рейтинг комментария:Vote +1+1Vote -10

  • 19.06.2010 в 9:39 пп
    Permalink

    молодой порень из-за кокого-то урода лишился жизни.это не справедливо.пусть виновного рассудит бог, потому что от справедливого накозания можно отмазаться с помощью адвоката,что виновный успешно и делает. А родным Жени самые искренние соболезнования.

    Рейтинг комментария:Vote +1+1Vote -10

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *